Мысль об иллюзорности целей революции, ее катастрофических последствиях для общества и человека Сергей Есенин развивает в драматической поэме «Страна негодяев».
Революция предстает в произведении как некое дьявольское наваждение: русские «бесы» в очередной раз вырвались на волю. «Бесами» в поэме являются герои-комиссары.
Один ив них появляется уже на первых страницах произведения. Это комиссар Чекистов. Все в его облике, по замыслу автора, должно вызывать отвращение. Это типичный русский нигилист и космополит, возомнивший себя новым Раскольниковым. Он считает себя вправе распоряжаться судьбами других людей. В разговоре с красноармейцем Замарашкиным, ругаясь, он называет русский народ лентяем и бездельником. «Ваш мужик, – заявляет он, – бездарен и лицемерен» (3, Т. 3., с. 113). Заметим: ваш, а не наш. «То ли дело Европа!» – восклицает он. 3амарашкин, удивляясь, спрашивает: «Чекистов!.. С каких это пор ты стал иностранец? Я знаю, что ты еврей, фамилия твоя Лейбман, и черт с тобой, что ты жил за границей... Все равно в Могилеве твой дом» (3, Т. 3., с. 114). Но Чекистов не унимается:
Ха–ха!
Нет, Замарашкин!
Я гражданин из Веймара
И приехал сюда не как еврей,
А как обладающий даром
Укрощать дураков и зверей (3, Т. 3., с. 114).
Он хочет «храмы божие» перестраивать «в места отхожие» (3, Т. 3., с. 302) .
Как мы видим, все в образе Чекистова доведено до крайности: презрение к собственному народу, преклонение перед Западом, ненависть к культуре. Он циник и грубиян. По мнению С. Куняева, прототипом Чекистова послужил Л. Троцкий (Лейба Бронштейн), который жил некоторое время в Веймаре. Именно Троцкий считал, что в России нельзя построить коммунистическое общество, потому что почва тут, видите ли, изгажена. Он был инициатором разрушения церквей и иных памятников культуры. Но все–таки не следует сводить образ Чекистова только к Троцкому: в нем воплощены черты многих русских революционеров.
Не меньше бесовского, зловещего и в облике комиссара Рассветова. Разница в том, что, в отличие от предыдущего персонажа, он не так прямолинеен. Прикрываяcь революционной фразой, Рассветов старается походить на образцового большевика, фанатика коммунистической веры. Тем не менее то здесь, то там он выдает себя с головой. В частности, мы узнаем, что герой работал раньше на клондайкских приисках. Трудно объяснить, чем привлекли будущего комиссара клондайкские прииски. Во всяком случае, не революция 1905 года забросила его в Америку, как голословно утверждает Ю. Прокушев. Есенинская поэма не дает оснований для такого вывода. Гораздо уместней предположить, что комиссар Рассветов – обыкновенный авантюрист, ему что золото искать, что революцию делать – одно и то же. Лишь бы пощекотать нервы, в «Железном Миргороде» Есенин писал: «Что такое Америка? Вслед за открытием этой страны туда потянулся весь неудачливый мир Европы, искатели золота и приключений, авантюристы самых низших марок...» (3, Т. 5., с. 147). Среди более поздних разведчиков американских богатств оказался и Никандр Рассветов. Но пока в нем жила надежда разбогатеть, вряд ли думал он о русской революции. Только когда понял, что «в Америке золота нет» (3, Т. 3., с. 127), решил вернуться в Россию. Революцию Рассветов принял безоговорочно, поскольку она как нельзя лучше соответствовала его характеру игрока. И хотя на определенном этапе развития событий герой осознает, что революция не оправдала своей исторической миссии, тем не менее не без цинизма он замечает: «Тот, кто крыло поймал, должен всю птицу съесть» (3, Т. 3., с. 151). Эта реплика раскрывает подлинную суть героя. Не желание улучшить жизнь народа, а поиск личных благ заботит его. Ради них, уж точно, он готов пойти на все. Поэтому Рассветов штыки встречает трезвые рассуждения Чарина о том, что в стране «оскалилось людоедство», а освободительная миссия революции обернулась «блефом» (3, Т. 3. , с. 129 – 130):
Нет, дорогой мой!
Я вижу, у вас
Нет понимания масс (3, Т. 3., с. 130).
Хотя о каком «понимании масс» говорит Рассветов, непонятно. Рассветову так важно оспорить мнение Чарина потому, что рассуждения о провале революции могут поколебать его власть. Чем убедительнее он будет говорить, тем скорее ему поверят. Пытаясь заморочить головы слушателям, он предлагает свою «программу» выхода из кризиса, обусловленного гражданской войной и разрухой:
Подождите!
Лишь только клизму
Мы поставим стальную стране,
Вот тогда и конец бандитизму,
Вот тогда и конец резне (3, Т. 3., с. 130 – 131).
Согласимся, что это довольно–таки убогая, примитивная программа. Есенин, характеризуя ее, потому и использует явно отрицательный оценочный образ «стальной клизмы».
Paссветов – двулик. Пытаясь разбудить в слушателях уважение к советской власти, он заявляет:
Вся Америка – жадная пасть,
Но Россия... вот это глыба...
Лишь бы только советская власть! (3, Т. 3., с. 128).
Но как можно поверить этим его возвышенным словам, когда он минутой позже утверждает:
Вся Россия – пустое место (3, Т. 3., с. 130).
Так «глыба» или «пустое место»? Когда герой говорит правду, а когда лукавит?
Рассветов – ярый сторонник революционного насилия, считая, что чем больше людей будет убито, тем быстрее наступит царство коммунизма. Он заявляет, что только тогда Hомax
Получит свою веревку,
Когда хоть бандитов сто
Будет качаться с ним рядом,
Чтоб чище синел простор
Коммунистическим взглядам (3, Т. 3., с. 152).
Мы видим, что образы комиссаров поданы в поэме как отрицательные. Ни в Рассветове, ни в Чекистове мы не находим положительных черт. Эти персонажи «греют руки» на революции, на страданиях народа. О светлом будущем они говорят с целью подчинить себе других людей. В манипулировании их сознанием сила рассветовых и чекистовых. Психическая кабала, в которую попадают поверившие в идею люди, гораздо эффективнее физического рабства.
Так, в свое время подобную обработку сознания прошел главный персонаж «Страны негодяев» – повстанец Номах. Выходец из деревни, он однажды «веселым парнем, до костей весь пропахший степной травой... пришел в... город с пустыми руками, но зато с полным сердцем и не пустой головой» (3, Т. 3., с. 157 – 158). Идеалист и мечтатель, он легко был обращен в коммунистическую веру. И вот, когда большевики захватили власть, пользуясь поддержкой таких же попавших в психическое рабство масс, Номах долгое время «верил... горел... шел с революцией... думал, что братство не мечта и не сон, что все во единое море сольются, все сонмы народов, и рас, и племен» (3, Т. 3., с. 158). Но потом убедился в невозможности построить совершенное общество путем насилия. Его вера угасла, сменившись презрением к людям. Номах высказывает мнение, что все в этом мире «немытом» делятся на «прохвостов» типа комиссара Чекистова и на «голодных нищих», которым «все равно» (3, T. 3., с. 117). «И те и эти» ему «до дьявола противны» (3, Т. 3., с. 119). Человеческую жизнь Номах сравнивает со «скотным двором» (3, Т. 3., с. 117). Крушение революционных иллюзий необычайно тяжело пережито героем. Разочаровавшись в извечных человеческих чувствах, – в любви, геройстве и радости, – Hомax «долго валялся в горячке адской, насмешкой судьбы до печенок израненный» (3, Т. 3., с. 157). Он пробовал забыться в кабацком разгуле, но и это не помогло. «Лицо» Номаха стало «как потухающий фонарь в тумане» (3, Т. 3., с. 157). Он заявляет: «Мне только осталось – озорничать и хулиганить...» (3,Т. 3., с. 157). И далее: «Мой бандитизм особой марки. Он осознание, а не профессия» (3, Т. 3., с. 156). Глядя на то, как революция постепенно заводит Россию в исторический тупик, Номах пробует найти выход из этого тупика и не находит его. Сделавшись бандитом, герой не ставит перед собой политических задач, прекрасно понимая, что борьба за власть бесперспективна. «Мысль о российском перевороте», которую высказал мимоходом Номах (3, Т. 3., с. 146), до того ему чужда, что он сразу же оговаривается: «Я не целюсь играть короля и в правители тоже не лезу» (3, Т. 3., с. 147). Может быть, не осознавая этого, в войне с коммунистической Россией Номах ищет собственную смерть. Недаром же он предсказывал: «Конечно, меня подвесят когда–нибудь к небесам... так что ж! Это еще лучше!» (3, Т. 3., с. 119). Но у него есть и другая цель – перед смертью посмотреть на «храбрость и смех» большевиков, когда на них «двинутся... танки» (3, Т. 3., с. 147). Герой не скрывает своего презрения к врагам и не скупится на обидные эпитеты в их адрес. Новые правители России ему представляются «узаконенными держимордами», которые «на Марксе жиреют, как янки» (3, Т. 3., с. 122). Недаром награбленное Номах хочет потратить на то, чтобы устроить для бедных праздник.
Конечно, протест Номаха насквозь индивидуалистический и стихийный, а его программа, основанная на отрицании человеческих чувств, государства, не вызывает особых симпатий. И все же очевидно, что он более человечeн, чем те, кто захватил в России власть. В отличие от комиссара Рассветова, убежденного в необходимости убивать направо и налево, Номах осуждает насилие, связанное с напрасной гибелью людей. Он, в частности, отчитывает повстанца Барсука за убийство коменданта и красноармейца при захвате поезда. «Ты слишком кровожаден, – говорит Номах, – если б я видел, то и этих двоих не позволил убить... Зачем? Ведь так просто связать руки и в рот платок» (3, Т. 3., с. 145). Нет в монологах Номаха и цинизма, характерного для комиссара Чекистова. За каждым словом Номаха физически чувствуется жгучая правдивость и боль. Номах – анархист, стал же повстанцем, потому что не желал жить в овечьей шкуре под надзором «мясников». Это гордый и независимый человек, к которому Есенин относится с явной симпатией. Прошлое Номаха совпадает с тем путем, который прошел сам Есенин.
Поэт также в свое время «с полным сердцем» пришел в город, какое–то время увлекался «толстовством», революцию встретил, как мы уже отмечали, с восторгом.
В романе «Бесы» Ф. М. Достоевского есть любопытный эпизод. Звучит торжественная мелодия «Марсельезы», которая постепенно перерастает в пошленький мотивчик «Майн Либэр Августин». Есенин ощутил, что нечто подобное произошло с Октябрьской революцией. Он вдруг понял: не было «омерзительнее и паскуднее времени в жизни России, чем время, в которое мы живем» (4,198). В письме Кусикову он признавался: «Надоело мне это бл... снисходительное отношение власть имущих... Хоть караул кричи или бери нож да становись на большую дорогу.
Теперь... от революции остались только клюнь да трубка...» (1, 21). Случались у Есенина и минуты крайнего разочарования в людях. А. Воронский в своих воспоминаниях описывает такой эпизод: «На загородной даче, опившийся, он (Есенин – А. Л.) сначала долго скандалил и ругался. Его удалили в отдельную комнату. Я вошел и увидел: он сидел на кровати и рыдал. Все лицо его было залито слезами. Он комкал мокрый платок.
– У меня ничего не осталось. Мне страшно. Нет ни друзей, ни близких. Я никого и ничего не люблю. Остались одни лишь стихи» (2, 210 – 211).
С умыслом дал Есенин и имя своему герою – Номах. Это то же самое, что и Махно, только с переставленными слогами. В одном из писем Есенин говорит, что «лик Махно» напоминает ему «маленького жеребенка» (3, Т.6., с. 99). Удивительное признание! Особенно если учесть, что образ жеребенка – один из наиболее волнующих есенинских созданий.
Безусловно, Номах – автобиографический образ. Устами этого героя говорит Есенин. Позиция Номаха так непримирима, потому чтo на период создания поэмы пришелся апогей ненависти поэта к революции и желания мстить ей за обмaнутые надежды.
«Страна негодяев» – это самое антиреволюционное, антибольшевистское произведение Есенина.
Литература:
1. Аринштейн Л. Исчезнувшее письмо Есенина // Литературная Россия. – 1989. – 29 сент. – С. 21.
2. Воронский А. К. Пaмяти Есенина: (Из воспоминаний) // Крас. новь. – 1926. – № 2. – С. 207–214.
3. Есенин С. А. Собрание сочинений: В 6 Т. – М. : Худож. лит., 1977 – 1980. – 6 т.
4. Хлысталов Э. Неизвестный Есенин // Москва. – 1990. – № 8. – С. 198 – 199.
