Народный бестселлер
Ирина была непогрешимым, чистым созданием. Оттого ее смерть под колесами автомобиля казалась еще более нелепой и непостижимой. Утешало одно: если ад и рай существуют, то ее душа, безусловно, уже попала на небеса и наслаждается эдемскими дарами.
Но Игорь-то остался жив. Как было ему смириться с гибелью любимой женщины? Тем более что убийцу судьи оправдали…
Сергей Айдар, сбив молодую женщину, с места происшествия скрываться не собирался. «Что поделаешь: движение есть движение, - думал он. – Заплачу пару тысяч баксов родственникам – они и рта не раскроют. Если что, найму ребят, которые покажут, что сама бросилась под колеса».
Никакой жалости к погибшей он не испытывал. «Ничто не вечно под луной, - размышлял Айдар, глядя на застрявшее под колесами джипа тело. – Все умрем, все там будем. Да и нарочно, что ли, сбил я ее? Судьба, видно, у нее такая…»
То, что муж убитой и слышать ничего не захотел о материальной компенсации, сильно разозлило Сергея. «Дурак, интеллигентик вонючий, от денег отказался! За ту сумму, которую я ему предложил, он десяток таких телок купить мог… Что ж, я с ним по-хорошему, а он, значит, по-плохому. Не понимает, что теперь развязал мне руки. Возмездия ему, видите ли, захотелось. Да уж! Возмездие – это для уличных хулиганов, «отморозков». А не для таких, как я. Не та весовая категория!»
Сергей мчался по центральной улице города, не обращая внимания на ограничительные знаки. Притормаживал лишь около светофоров. Едва вместо красного зажигался желтый свет, Сергей нажимал на газ и машина пулей трогалась с места.
Мысль об отказавшемся от компенсации придурке не покидала его. Это была дикость, которую он никак не мог понять. «Это ж надо, - все больше и больше раздражаясь, накручивал себя Айдар, - в тюрьму захотел меня посадить. И за что? За то, что проехался по какой-то телке… Не на Канары - в тюрьму… Хорош, мудак. – Сергей ухмыльнулся. Мысленно обращаясь к мужу погибшей, заявил: – Ничего у тебя, дружище, не получится. У нас ведь нынче демократия: папаша кое-кому позвонит – и никакого правосудия…»
Конечно, можно обойтись и без помощи папаши. Сергей – преуспевающий бизнесмен: хорошо отлаженная торговля подпольной водкой, бензоколонки – деньги лились полным потоком, только успевай подставлять карман… В последнее время, правда, предпринимались попытки ставить палки в колеса: налоговики зачастили, заговорили о госмонополии на спиртное… Все это напоминало Сергею мышиную возню: грызуны поднялись против удавов. Айдар усмехнулся. Ничего у них не получится, все давно схвачено. И в милиции, и в прокуратуре, и в спецслужбах. Везде НАШИ ЛЮДИ. А самое главное – НАШ ПРЕЗИДЕНТ у руля. Премьер попробовал было тявкнуть – президент его сразу приструнил: силовики – под моим личным контролем, телеканалы – под моим покровительством. Так что бояться нечего …
Узнав о происшествии, Аркадий Петрович Айдар вначале побледнел, а потом позеленел. Уже ничто не могло его остановить, чтобы высказать сыну всё, что накипело на душе:
- Слушай, ты, гавнюк! Ты хоть подумал, в какое положение ставишь меня? Подумал? Я тебе все дал, все у тебя есть. Фамилия, деньги, женщины... Скажи откровенно: ты хоть раз думал о моей репутации? На носу выборы, а собственный сын свинью снова подложил. Что будет, если газетчики пронюхают?
Сергей, опустив голову, покорно выслушивал гневную тираду. «Главное – сохранять спокойствие, - думал он, зная вспыльчивый характер родителя. – Покричит-покричит и успокоится».
Сергей понимал причины беспокойства отца: несмотря на все старания и затраченные средства, его блоку не удалось пробиться в последнюю госдуму, и это явилось для Аркадия Петровича сильнейшим ударом. Отсюда и раздражение. Но ничего – поругает-поругает и пойдет звонить, выручать отпрыска. И Сергей не ошибся. Постепенно гнев отца угас, красноречие иссякло, он подошел к бару, достал начатую бутылку «Юбилейного», сделал глоток, причмокнув пухлыми губами, зачем-то почесал лысину и вполне миролюбиво изрек:
– Ладно, я подумаю, что можно сделать. Но ты понял: это в последний раз! Слышишь: в последний! А теперь с глаз долой, видеть тебя не хочу! – и снова приложился к горлышку.
Через день на Айдаровской даче состоялось пиршество. Аркадий Петрович встречал гостей: Татьяну Дьяволенко – дочь президента с любовником – высоким рыжим блондином, в прошлом вице-премьером, примыкавшем к айдаровскому блоку, по фамилии Чурбанс; министра юстиции Копытова Александра Валентиновича с незнакомой юной леди, представившейся Маргаритой; крупного чиновника Немца Бориса Адольфовича; несостоявшегося премьера Хирняченко Сергея Владиленовича – юного кривоножку с писклявым женским голосом; влиятельного московского прокурора Миллера Игоря Юделевича; популярного телеведущего Николая Вонидзе, известного писателя Эдуарда Дубова, а также прикатившего на бронированном ролс-ройсе в окружении десятка телохранителей крупного бизнесмена Кипариса Абрамовича Гусмана. Последнего гостя хозяин встречал особенно радушно: деньгами этого человека определялся будущий успех на выборах блока «Новых русских демократов», возглавляемого Айдаром.
- Милости прошу, Кипарис Абрамович, - пропел хозяин, растягивая губы в голливудской улыбке. – Рад приветствовать в своем шалаше.
- Ох, уж, не скромничай, - привычной скороговоркой отозвался Гусман, вылезая из автомобиля.
Хозяин внутренне напрягся, впрочем, это никак не отразилось на его лице, которое расплылось в еще большей улыбке, почти до ушей. Разговаривать с Гусманом, проглатывающим концовки слов и произносящим их без какой-либо интонации, было всегда тяжело; в продолжение беседы ни на секунду не покидало ощущение, что разговариваешь не с человеком, а с роботом.
Следом за Гусманом из лимузина выпорхнула его супруга – прелестное юное создание с порочными блестящими глазами. Говорят: она никогда дважды не надевает один и тот же наряд. Только новое. На сей раз на леди было изящное вечернее платье из какого-то изумительного черного материала с изрядным декольте на спине. «Не иначе, как от какого-нибудь Кардена, - подумал хозяин. А в следующее мгновение, наблюдая, как она берет под руку своего престарелого супруга, совсем лысого, с изрытым крупными оспинами лицом, и как они идут рука об руку, Айдару пришла в голову мысль о том, какая все-таки это странная пара. – Интересно, что она чувствует, ложась с ним в постель? Прикасаясь своей рукой с шелковистой кожей к дряхлому телу этого отвратительного и бесчувственного чурбана, больше похожего на робота, чем на человека? Неужели он еще на что-то годится? Впрочем, - внутренне усмехнулся Айдар, - некоторые эскулапы от медицины утверждают, будто лысина – показатель чрезмерной гормональной активности организма, а значит, и повышенных сексуальных возможностей». И все-таки от представленной картины их совместного брачного ложа, сплетенных в объятиях тел мерзкий холодок пробежал по всем конечностям и по спине Айдара. «Это же даже не услуги проститутки: пришла, ублажила и убралась восвояси. Это же изо дня в день одно и то же страшидлочко перед глазами! Да, на что только не пойдешь ради денег...»
- Кипарис Абрамович, сейчас все гости в моем зимнем саду... так сказать, дышат воздухом тропиков, наслаждаются эдемскими дарами... – в привычной для себя манере, прищуривая заплывшие жиром глазки, елейно пропел Айдар.
- А те экзотические фрукты... не помню, как называются... которые я хотел вкусить в прошлый раз, уже созрели?
- Да, созрели. Еще и ананасы созрели, лимоны, так что милости прошу!
- Эх, люблю я такие вещи, надо у себя завести... Все забываю распорядиться.
При появлении Гусмана все дружно приветствовали его.
То, что скромно было названо хозяином зимним садом, представляло собой огромную оранжерею общей площадью в небольшой футбольный стадион. В центре, выложенный белым мрамором, расположился бассейн, куда вела широкая белая дорожка. Возле бассейна – небольшой пляж из желтого крупнозернистого песка (специальным рейсом доставляли из Бразилии). То здесь, то там из песка торчали кактусы самых причудливых форм и прямо-таки огромных размеров.
За фонтаном высилось несколько гигантских пальм. На территории оранжереи были высажены апельсиновые, мандариновые и лимонные деревья. Все они прямо ломились под тяжестью огромных ярко-желтых плодов.
Особенной любовью хозяина пользовались гранатовые и манговые деревья. Он любил отдыхать под ними; здесь же стоял небольшой столик, и мало кто знал, что именно за ним родилась последняя книга Айдара «Коричневая харя, высовывающаяся из-за красного знамени». Книга неделю назад была отпечатана в типографии, назавтра запланирована презентация, но уже сегодня Айдар приготовил десяток экземпляров с дарственными надписями для званых гостей.
Гусман явился последним из приглашенных, поэтому сразу после его приезда все прошли в гостиную, где был накрыт стол. Он поражал обилием разнообразных и изысканных яств. В разных концах стола стояли бутылки со знаменитым хеннеси.
- Ну, дорогие гости! –хозяин встал. – Я несказанно счастлив, что мы собрались сегодня вместе. Я предлагаю выпить за дружбу, соединяющую всех здесь присутствующих. За дружбу, которая так необходима в нынешние неспокойные времена. Чтобы между нами не было разногласий и противоречий, чтобы против врагов мы шли единым фронтом, плечо к плечу!
Всем тост понравился, и рюмки были тут же осушены. Выпив, гости набросились на еду. Раздалось звяканье ложек, вилок, шлепанье накладываемых яств. Среди общего шума особенно выделялось чавканье Гусмана – Аркадия Петровича всегда шокировали эти нелепые звуки, заглушающие собой все остальное, но сделать замечание он не отваживался. «Вот что значит простота происхождения: отец – провинциальный дантист, мать – торговка помидорами на базаре», - думал Айдар. Сам он был, что называется, голубых кровей. Сын известного всей стране писателя. Правда, мысль об отце вызывала у него смешанные чувства: благодарность за знатность происхождения, которое с момента рождения гарантировало принадлежность к элите и почти суеверный страх при воспоминаниях об изуверствах родителя, учиняемых им в отношении единственного ребенка. Кто бы поверил, что известный каждому россиянину писатель в наказание за какую-нибудь детскую шалость запирал сына на ночь в туалет, зажимал прищепкой половой орган, за украденный рубль гонялся с ножом, угрожая отрезать палец, повалив наземь, избивал ногами. Это не говоря о моральном преследовании: месяцами мог не разговаривать, а если говорил, то, как правило, в повелительных интонациях. У Аркадия Петровича до сих пор стоит в ушах этот дикий крик и маячит перед глазами скособоченное от гнева лицо родителя.
- Ты – жалкое ничтожество, недоучка, вонючий ублюдок! Понял, кто ты? Будь проклят день, когда я зачал такую мерзкую тварь!.. Это чтобы мой сын мочился в постель – да я тебе Его стану зажимать на ночь прищепкой, понял ты, скотина? Заставлю ночевать в туалете, если еще раз описяешься! Я спрашиваю: понял ты или нет, ублюдок?
Угрозы эти оказались не только угрозами. Папаша-таки претворил их в жизнь. Правда, в итоге все лишь усугубило ситуацию, и полгода восьмилетний Аркаша Айдар провел в больничных стенах...
- После первой и второй перерывчик небольшой, - напомнил хозяину переставший чавкать Гусман, вытирая рот салфеткой. Отмахнувшись от нахлынувших было воспоминаний, Айдар схватил бутылку и со словами «виноват, извиняюсь» принялся обходить гостей, наполняя рюмки.
После этого все уставились на Гусмана, показывающего своим видом, что намеревается произнести тост.
- Я предлагаю выпить вот за что. Этой осенью, как известно, предстоит большая охота. Оттого, насколько успешной окажется она, зависит наше будущее. Имейте в виду, други мои, это будет последняя охота. Если отстрел пройдет удачно, страна, которую мы все люто ненавидим, перестанет существовать. Еще пять лет демократии и – и одна шестая часть земного шара будет освобождена от этих падл – русских. За это я и предлагаю выпить!
- За такой тост надо пить стоя, - заявил Айдар, поднимаясь. Его примеру последовали все присутствующие. Раздался звон хрусталя и бульканье проглатываемого коньяка...
Наутро Аркадий Петрович проснулся со страшной болью в голове. Перед глазами ползали черные мурашки. Странные обрывки воспоминаний о вчерашнем вечере всплывали в мозгу: Чурбанс, уткнувшийся носом в салат и время от времени поднимающий голову и обводящий гостей невидящими глазами; слуги пытаются поднять его из-за стола, а он каким-то писклявым плачущим голосом орет на всю гостиную о том, что его ненавидят. Кто ненавидит и за что? – этого уже Аркадий Петрович вспомнить не мог... Чурбанса усадили в кресло, он на какое-то время отключился, а затем снял с ног ботинки и один швырнул куда-то в угол, а вторым чудом не угодил в затылок Гусману, ботинок просвистел рядом с ухом; Чурбанса увели спать; Немец, стоящий на четвереньках и тявкающий в пустоту, потом вполне внятно и членораздельно требующий привести ему бабу, и непременно блондинку и девственницу... Господи, что за бред!.. Айдар схватился за голову. – Что за галлюцинации! Проклятый абстинентный синдром! Если так дальше пить, то точно вместе с царем Борисом попадешь на вечное поселение в ЦКБ! Надо бросать! Проклятый коньяк!
Вот уже почти полчаса Айдару нестерпимо хотелось в туалет. Но заставить себя подняться он не мог. Не было сил покинуть обжитое тепло. В это время в комнату заглянул слуга. Заметив шевеление хозяина, спросил:
- Изволите коньячку, Аркадий Петрович?
- Да пошел ты, - огрызнулся Айдар. – Доктора давай. Капельница нужна. У меня сегодня презентация.
- Слушаюсь, - ответил слуга и удалился.
«Господи, что за невыносимая боль!» - подумал Айдар, медленно поднимаясь. В туалет он шел, широко расставляя ноги, как моряк со стажем, привыкший к качке.
Лежа под капельницей, пытался вспомнить: говорил прокурору о сыне или не говорил. Но вспомнить не мог. Наверно, говорил. А вообще: черт его знает. На всякий случай надо перезвонить.
После капельницы полегчало. Уже не так шумело в ушах, сознание прояснилось. Приняв душ и побрившись, Айдар надел свежую рубашку и вчерашний костюм. «Чистенький, - с удовлетворением подумал он, смотрясь в зеркало; обычно после таких вечеринок приходилось изымать костюм из гардероба. – Надо же, не замарался. Ни пятнышка». Айдар зачем-то сунул руку в карман брюк. Там лежало нечто холодное, липкое и мокрое. Вывернув карман, извлек из него насквозь промокший платок. Поднес к носу, понюхал: «Да это ж хенеси. Ничего не понимаю».
- Эй, Максим, поди сюда, - позвал слугу.
- Да, Аркадий Петрович, - отозвался тот, появляясь в дверях.
- Максим, ты не знаешь, отчего платок... мокрый?
- Как же не знать! Аркадий Петрович вчера изволили рюмку с коньяком уронить и вытирали его вот этим самым платочком.
- А ты для чего? Почему сам не вытер?
- А Аркадий Петрович запретили.
- Да? С чего бы это? Гм... Ладно, иди!.. Нет, постой.
- Да.
- А Чурбанс... как вчера вел себя?
Слуга отвел взгляд.
- Как сказать...
- Говори, как было.
- Они изволили лицом в салат упасть, а потом ботинки с ног сняли и... давай бросаться, одним едва Гусману в голову не угодили...
- А Немец?
- Немец? Пуделя из себя изображал. Говорил, если женщину не приведут, покончит с собой.
«Ну и вечерок! Погудели, называется», - думал Айдар, слушая откровения слуги.
- Ты только не болтай лишнего, - строгим голосом вдруг произнес он. – А то...
- Я все понимаю, Аркадий Петрович. Мы с Вами, кажется, уже говорили на эту тему.
- Ладно, это я так... для профилактики.
Максим собрался уходить, но Аркадий Петрович жестом остановил его:
- А... Гусман... все нормально?
- Да... его еще вчера телохранители домой увезли.
На презентацию новой книги Айдара собралось много народу. Единомышленники и журналисты. Зал был набит битком. Перед Айдаром торчала дюжина микрофонов.
- Кажется, пора начинать, Аркадий Петрович, - шепнул на ухо секретарь, - зал полон.
Айдар откашлялся и заговорил:
- Господа! Нынче на дворе весна. Вот-вот лопнут почки и появятся клейкие зеленые листочки. Все наполнится шумом и гамом пробудившейся жизни. На улицы вывалит детвора и повсюду будет слышен ее звонкий, заливистый смех...
Так вот эти клейкие хрупкие зеленые листики, детвора на улицах – символы пробуждения нашего общества, очнувшегося после долгой спячки времен тоталитаризма и застоя.
Преобразования еще только начинаются. На пути к подлинной демократии мы пока сделали первые, робкие, неуверенные шаги. Возможно, где-то допустили ошибки и промахи. Но все, что делали и делаем – во имя блага этой великой страны и ее народа. Люди, населяющие одну шестую часть земного шара, заслуживают лучшей доли, заслуживают жизни в нормальном, цивилизованном, социально прогнозируемом обществе.
Мы живем в переходный период от тоталитаризма к демократии. Переходный период никогда не бывает простым, он тернист и сложен. Однако мы должны понимать: трудности, переживаемые страной – временные. И преодолеть их можно лишь продвигаясь по пути дальнейшего реформирования общества. Мы должны сплотиться вокруг этой идеи – идеи демократических преобразований, и неуклонно идти вперед, к намеченной цели.
К сожалению, в стране набирают мощь силы, противостоящие прогрессу и объективно провоцирующие откат в прошлое. Им не терпится взять реванш. Это всякого рода националистические и псевдопатриотические организации: от баркашовского РНЕ, блока «Трудовая Россия», Союза офицеров, до Коммунистической партии. Но сегодня только слепой не увидит, что из-за красного знамени, символизирующего эти темные силы, высовывается коричневая харя русского фашизма.
В момент, когда Аркадием Петровичем были произнесены последние слова, в зале поднялись шестеро молодых парней в черных рубашках и зычными голосами принялись скандировать:
- Сталин! Берия! Гулаг!.. Сталин! Берия! Гулаг!..
У Айдара от растерянности отвисла нижняя челюсть. Такого поворота событий он явно не ожидал. А на весь зал по-прежнему продолжало греметь:
- Сталин! Берия! Гулаг!.. Сталин! Берия! Гулаг!..
После секундного замешательства зал загудел, как потревоженный улей. Возмущенные сторонники демократии бросились на хулиганов, прервавших историческую речь их лидера.
Молодых людей хватали за волосы, руки, ноги, тащили вон из зала, раздавая тумаки. Чернорубашечники, продолжая скандировать свое неизменное «Сталин! Берия! Гулаг!..», отчаянно отбивались. Но силы были явно не равны. Организаторы вызвали милицию. Подоспевшие сотрудники органов прекратили мордобитие, правда, на категорические требования сторонников «новой русской демократии» со всей строгостью отнестись к выходке «коричневых» и разобраться ответили иронической усмешкой:
- Разберемся, не переживайте... Обязательно накажем. По всей строгости.
Усадив смутьянов в свои раздолбанные уазики, с сочувствием поинтересовались:
- Как кулаки у демократов: тяжелы?
Сами же и ответили:
- А вы что, разве не видели эти разъевшиеся на народных харчах хари... извините, лица. Кирпича просят.
- Когда б могли, сами бы поучаствовали на вашей стороне. До ручки, гады, довели страну. И еще дальше собираются продолжать реформы... Уже давно всех на Колыму пора – в рудники...
- Хватит ворчать! Уже немного осталось ждать. Потешимся!
Завернув за угол, остановили свои машины и отпустили «нарушителей» на все четыре стороны.
- Aufidersehen!.. А вообще – молодцы, ребята!
После того, как уродская Жаба Клышпа (так прозвал судью Игорь) оправдала Сергея Айдара, оставив преступление без наказания, ее муж решил действовать самостоятельно. Теперь он – закон и правосудие для виновного и, право, лучше бы ему ответить по закону, потому что месть Игоря будет беспощадна и жестока.
Месть стала целью, смыслом его жизни.
И если вначале он хотел просто наказать убийцу, то теперь Игорь желал гораздо большего – ему хотелось причинить убийце нестерпимые физические и моральные страдания, заставить жить в страхе и неизвестности, и только потом убить. Он придумывал сотни вариантов мщения Айдару, но каждый из них представлялся ему неподходящим, потому что слишком быстро приводил к гибели врага, а враг, прежде чем умереть, должен долго и мучительно страдать. Он должен знать, почему умирает и кто его палач, должен трястись от страха, осознавая неизбежность расплаты за содеянное. Он должен мучиться, как мучилась, истекая кровью на асфальте, его любимая жена Ирина, тоже медленно истекать кровью, ощущать неумолимое приближение смерти, ее ледяное дыхание.
Игорь никогда не был кровожадным, он не швырял камни в бездомных собак, не топил в реке котов, не расстреливал из лука лягушек и жаб, как это делали другие мальчишки, он не любил фильмов, вся прелесть которых состояла в смаковании насилия и массовых убийств. Он строил гнезда для птиц, вывешивал кормушки, состоя в клубе любителей природы, обожал собирать грибы и фотографировать природу.
Откуда же взялись эти мысли о мести и жажда крови?
Игорю часто снился один и тот же сон.
Бескрайняя равнина. Рассвет. Огромное розовое солнце медленно выкатывается из-за островка леса и обливает пространство снопами света. Бусинки росы на густой шевелюре луга от солнечных прикосновений вспыхивают всеми цветами радуги, как драгоценные камни на княжеской короне. На лугу пасется стреноженный конь. Рядом, в траве, лежит светловолосый воин в кольчуге. Он смотрит в небо, насвистывая себе под нос какой-то нехитрый мотив. В небе парит ширококрылый и беспощадный хищник, сокол, высматривая добычу. Не будет пощады тому, кто угодит в его острые когти.
Далее сон переносит в церковь, где этот же воин стоит с молодой невестой, высокой, стройной, белокурой. Их венчает священник в дорогих одеждах.
Следующий кадр - сцена прощания. Воин отправляется в поход, молодая жена плачет, грызет косу, пытается сдержать рыдания, но не выдерживает, падает к ногам мужа, обнимая их, выцеловывая грубую кожу сапог. Муж нежно отталкивает ее, но эта проявленная «нежность» ничуть не смягчает грубой картины расставания.
На деревню нападает жестокий и беспощадный неприятель, никому не удается уцелеть в огне побоища.
Вернувшийся и потрясенный воин, обезумев, кружится вокруг истребленной деревни и рубит мечом уцелевшие после пожарища кусты, наконец, обессиленный, замирает. Медленно поднимает меч и, грозя кому-то в небесах, клянется отомстить...
Игорь, которому через неделю после смерти Ирины снова приснился этот сон, попросил объяснить его значение православного священника.
Батюшка без обиняков сказал:
- Это бес тебя, сын мой, местью искушает.
- Вы считаете, следует оставить все, как есть?
- Не человеческое это дело – судить, человеческое дело – прощать. Ты Ирину уже не вернешь, а свою душу погубишь.
- Разве не надо за правду биться до конца?
- Иногда смирением можно достичь большего, чем насилием.
На том и разошлись.
Игорь же после этого разговора почему-то еще больше уверовал в свою правоту, в правильность сделанного выбора. Его страна, Россия, фактически находится на положении оккупированной территории. В стране правят люди, безразличные к судьбе государства, не знающие его истории и никогда не любившие его. Их жизненный принцип – «après nous le deluge» - «после нас хоть потоп». Они грабят и убивают русских людей, насилуют русских девушек, доводят до голодной смерти стариков и старух, отказывают населению в медицинской помощи... Именно они убили и его Ирину, потому и остался преступник безнаказанным. Не Айдар убил его жену, а эта страшная чудовищная система, спрутом опутавшая родные чертоги – то самое чудище, о котором еще в «Повести временных лет» сказано: «обло, грозно, стозевно и лаяй».
