"Верю я, придет пора, силу подлости и злобы одолеет дух добра..." (о мироощущении Б.Пастернака)

"Верю я, придет пора, силу подлости и злобы одолеет дух добра..." (о мироощущении Б.Пастернака)

 

Борис Пастернак как-то сказал о Марине Цветаевой: "В жизни и творчестве она стремительно, жадно, почти хищно рвалась к окончательности и определенности, в преследовании которых ушла далеко и опередила всех…”. Но эти слова в равной степени применимы и к самому Пастернаку. Выражая свое творческое кредо, в одном из итоговых стихотворений он написал:

Во всем мне хочется дойти

До самой сути.

В работе, в поисках пути,

В сердечной смуте.

 

До сущности протекших дней,

До их причины,

До оснований, до корней,

До сердцевины.

В Пастернаке-поэте жил и все время явственно заявлял о себе философ и даже, можно сказать, проповедник. У Пастернака, в юности много и успешно занимавшегося философией, рано было сформировано целостное мировоззрение, основой, сердцевиной которого стала идея приятия жизни, благоговения перед ней. Он чувствовал себя обязанным донести ее до сознания людей, заставить поверить их в необходимость жить в согласии с силами природы, в гармонии с ней:

Но надо жить без самозванства.

Так жить, чтобы в конце концов

Привлечь к себе любовь пространства,

Услышать будущего зов.

… … … … … … … … … …

И должен ни единой долькой

Не отступаться от лица,

Но быть живым, живым и только,

Живым и только до конца.

Быть живым – это как раз и значит жить в согласии с природой, со своей совестью, не допускать порабощения себя миром вещей, ложными идеями, наконец, чувством стадности и конформизма.

Чем обусловлен оптимизм Б. Пастернака?

В своем позднем автобиографическом произведении "Люди и положения” Пастернак написал, что он уже с детства "верил в существование высшего героического мира, которому надо служить восхищенно, хотя он приносит страдания”.

 Пастернак рос в необыкновенной семье. С ранних лет его окружал мир искусства, творчества. В семье царила атмосфера служения высокому и прекрасному. Там не было изматывающих ссор и непонимания. Родители Пастернака были художественно одаренными людьми. Мать обладала абсолютным слухом и была замечательной пианисткой, а отец принадлежал к числу наиболее талантливых художников своего времени. Квартиру Пастернаков посещали многие известные, знаменитые и гениальные люди: Л. Толстой, Серов, Скрябин и др. Здесь импровизировались небольшие домашние концерты, в которых принимали участие Рахманинов и Скрябин. Борис Пастернак  называл началом своего сознательного детства ночное пробуждение от звуков фортепианного трио Чайковского, которое играли для семьи Л. Н. Толстого. Другим толчком для внутреннего роста Пастернака послужили звуки скрябинской "Поэмы экстаза”, случайно услышанные художником в расположенном в лесу дачном поселке. После этого случая Пастернак стал мечтать о композиторской деятельности.

Учась в классической гимназии, которую он закончил в 1908 году с золотой медалью, Пастернак параллельно прошел предметы композиторского факультета консерватории и готовился сдавать экзамены экстерном. Первые сочиненные им музыкальные произведения  похвалил сам Скрябин. Но вдруг случилось невероятное: в 1909 году Пастернак, к удивлению всей семьи, решительно отказался от карьеры композитора. В отличие от матери он не обладал абсолютным музыкальным слухом. Именно отсутствие абсолютного музыкального слуха, ощущаемое как комплекс неполноценности, заставило Пастернака отказаться от  мечты стать композитором. И все же в поступке будущего поэта кроется загадка, поскольку тому же Скрябину или Чайковскому присущий Пастернаку недостаток (отсутствие абсолютного музыкального слуха) не помешал стать музыкальными гениями. Пастернак же попробовать перешагнуть через этот недостаток не решился.

В юности  он испытал еще одно сильное чувство – увлечение философией. Поступив в 1908 году на юридический факультет Московского университета, поэт уже в 1909 году переводится на философское отделение историко-филологического факультета. "Философией я занимался с основательным увлечением, предполагая где-то в ее близости зачатки будущего приложения к делу”, – писал он позже.

К 1912 году мать скопила денег и предложила сыну поехать за границу. Пастернак выбрал немецкий городок Марбург, где в те годы процветала знаменитая философская школа, во главе которой стоял Герман Коген, и поехал на летний семестр. Его занятия протекали настолько успешно, что Коген предложил будущему поэту остаться в Марбурге с перспективой получить доцентуру в Германии.

Но как раз в это время, будучи проездом из Бельгии в Берлин, в гости к Пастернаку заехали сестры Высоцкие. В старшую из них – Иду – Пастернак был влюблен с  четырнадцати лет. Состоялось решительное объяснение. Вот как описывает его и последовавшее за этим развитие событий сам поэт: "Три дня, проведенные с ними неотлучно, были не похожи на мою обычную жизнь, как праздники и будни. Без конца им что-то рассказывая, я упивался их смехом и знаками понимания случайных окружающих. Я их куда-то водил. Обеих видели вместе со мной на лекциях в университете. Так пришел день их отъезда.

Накануне, накрывая к ужину, кельнер сказал мне: "Покушайте напоследок, ведь завтра вам на виселицу, не правда ли?”.

Утром, войдя в гостиницу, я столкнулся с младшей из сестер в коридоре. Взглянув на меня и что-то сообразив, она, не здороваясь, отступила назад и заперлась у себя в номере. Я прошел к старшей и, страшно волнуясь, сказал, что дальше так продолжаться не может и я прошу ее  решить мою судьбу. Нового в этом, кроме одной настоятельности, ничего не было. Она поднялась со стула, пятясь назад перед явностью моего волнения, которое как бы наступало на нее. Вдруг у стены она вспомнила, что есть на свете способ прекратить все это разом, и – отказала мне”.

Затем Пастернак описывает свое потрясение от произошедшего, импульсивные поступки, совершенные под впечатлением от объяснения с Высоцкой, бессонную ночь. Более всего интересен конечный результат, реакция человеческого организма на перенесенный стресс: "Наконец я стал на ноги. Я оглядел комнату и распахнул окно. Ночь прошла, дождь повис туманной пылью. Нельзя было сказать, идет ли он или уже перестал… В вестибюле не было ни души. Я ушел, никому не сказавшись.

Тут только бросилось мне в глаза то, что началось, вероятно, раньше, но все время заслонялось близостью случившегося и уродливостью того, как плачет взрослый человек.

Меня окружали изменившиеся вещи. В существо действительности закралось что-то неиспытанное. Утро знало меня в лицо и явилось точно затем, чтобы быть при мне и меня никогда не оставить…

Свежий лаконизм жизни открылся мне, перешел через дорогу, взял за руку и повел по тротуару. Менее чем когда-либо я заслуживал братства с этим огромным небом. Но об этом пока не говорилось. Временно мне все прощалось. Я должен был где-то в будущем отработать утру его доверье. И все кругом было до головокруженья  надежно, как закон, согласно которому по таким ссудам никогда в долгу не остаются”.

Этот факт из биографии Пастернака очень важен. "Тот удар – исток всего”, – так написал поэт в стихотворении "Зимняя ночь”. Ему же (то есть Пастернаку) принадлежат слова: "Всякая любовь есть переход в новую веру”. Объяснение с Высоцкой и ее отказ имели такое значение для Пастернака, что заставили его порвать с философией и выбрать путь поэта.

Говоря об отношении Пастернака к действительности, следует отметить, что даже в самые тяжелые периоды своей жизни поэт продолжал оставаться оптимистом и верил в конечное торжество добра и справедливости.

В 50–60-е годы Борис Пастернак не печатался. В 1952 году он пережил тяжелый инфаркт миокарда и чудом остался жив. "Я остался жив, – писал Пастернак. – Когда это случилось и меня отвезли, и я пять вечерних часов пролежал сначала в приемном покое, а потом ночь в коридоре обыкновенной громадной и переполненной  городской больницы, то в промежутках между потерею сознания и приступами тошноты и рвоты меня охватывало такое спокойствие и блаженство!.. В минуту, которая казалась последнею в жизни, больше, чем когда-либо до нее, хотелось говорить с Богом, славословить видимое, ловить и запечатлевать его. "Господи, – шептал я, – благодарю Тебя за то, что Ты кладешь краски так густо и сделал жизнь и смерть такими, что Твой язык – величественность и музыка, что Ты сделал меня художником, что творчество – Твоя школа, что всю жизнь Ты готовил меня к этой ночи”. И я ликовал и плакал от счастья”. Эти же мысли переданы в стихотворении "В больнице”.

Преодолеть болезнь и продолжать жить, ощущая вновь ее значительность, помогла Пастернаку вера в Бога и напряженная творческая работа. Он пишет последний свой цикл стихотворений "Когда разгуляется”, трудится над "Доктором  Живаго”, много переводит.

Даже когда началась систематическая кампания травли поэта в связи с публикацией "Доктора Живаго”, Борис Пастернак не изменил себе. В феврале 1959 года в английской газете было опубликовано его стихотворение "Нобелевская премия”, исполненное веры в справедливость и добро:

Я пропал, как зверь в загоне.

Где-то люди, воля, свет,

А за мною шум погони.

Мне наружу ходу нет.

 

Темный лес и берег пруда,

Ели сваленной бревно.

Путь отрезан отовсюду,

Будь что будет, все равно.

 

Что же сделал я за пакость,

Я, убийца и злодей?

Я весь мир заставил плакать

Над красой земли моей.

 

Но и так, почти у гроба,

Верю я, придет пора,

Силу подлости и злобы

Одолеет дух добра.

После опубликования этого стихотворения Пастернака вызвали к генеральному прокурору Руденко, где поэту было предъявлено обвинение в измене Родине.

10 февраля 1960 года Пастернаку исполнилось 70 лет. На адрес поэта стали приходить поздравительные письма и телеграммы со всего мира. Поэт писал по этому поводу: "Мне выпало большое и незаслуженное счастье вступить к концу жизни в прямые личные отношения со многими достойными людьми в самом обширном и далеком мире и завязать с ними непринужденный, задушевный и важный разговор. К несчастью, это пришло слишком поздно”.

Умер Борис Пастернак 30 мая 1960 года от рака легких. Он умирал с полным сознанием неизлечимости болезни.

"Смерти нет, – писал Пастернак. – Смерть не по нашей части… Смерти не будет потому, что прежнее прошло. Это почти как: смерти не будет, потому что это уже видали, это старо и надоело, а теперь требуется новое, а новое есть жизнь вечная…”.