Вторник, 19.03.2024, 06:53
Приветствую Вас Гость | RSS
Меню сайта
Форма входа
Поиск
Календарь
«  Март 2024  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
    123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031
Наш опрос
Оцените мой сайт
Всего ответов: 7558
Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0

Сайт Александра Лагуновского

Борис Леонидович Пастернак. Лекция III

Борис Леонидович Пастернак. Лекция III

   (1890–1960)

                                                         Вся земля была его наследством,
                                                         А он ее со всеми разделил.
                                                                                                 А.А.Ахматова

                                     ЛИТЕРАТУРА

1. Акимов В.М. От Блока до Солженицына. М., 1994.
2. Альфонсов В. Поэзия Бориса Пастернака. Л., 1989.
3. Голубков М. Русская литература ХХ века. После раскола. М., 2001.
4. «Доктор Живаго» Бориса Пастернака: Сб. М., 1990.
5. История русской литературы ХХ века (20–90–е годы). М., МГУ, 1998.
6. Лейдерман, Липовецкий. Современная русская литература в 2 частях. М., 2003.
7. Мусатов В.В. История русской литературы ХХ в. (советский период). М., 2001.
8. Русская литература ХХ века/под ред проф. Мищенчука. Мн., 2004.
9. Русская литература ХХ века в 2 частях/под ред. проф. Кременцова. М., 2003.

                                     ЛЕКЦИЯ III.

                          РОМАН Б.ПАСТЕРНАКА «ДОКТОР ЖИВАГО»

                                        ПЛАН

1. История создания.
2. Споры о романе.
3. Художественные особенности.
4. Идейная направленность романа.


Наряду с писанием стихов с юношеских лет Пастернак мечтал о прозе, о книге, в которой он мог бы описать самое ошеломляющее из того, что он увидел и передумал.
Первые прозаические наброски Пастернака датируются тою же зимой 1909– 1910 гг., что и первые поэтические опыты, и с  этого времени рядом с писанием стихов постоянно шла работа над прозой, и именно ее Пастернак считал, вопреки общепринятым представлениям о нем, главным делом своей жизни.

Еще зимой 1917–1918 гг. поэт принялся за роман, в центре которого должна была быть революционная эпоха. С замыслом этим он уже не расстается, связывая с ним возможность сказать самое главное для себя.
Переломными в работе над романом, затянувшейся на десятилетия, явились военные годы. Окончание войны породило у Пастернака, как и у многих его современников, надежду на возможность перемен в общественно–политической жизни, на ослабление  невыносимо жестокого гнета власти, идеологии, надежду на то, что наступит конец времени чудовищного подавления личности.
В романе Пастернак, по его словам, хотел «дать исторический образ России за последнее сорокапятилетие…»  И, продолжая эту характеристику замысла, подчеркивал: «Эта вещь будет выражением моих взглядов на искусство, на Евангелие, на жизнь человека в истории и на многое другое… Атмосфера вещи – мое христианство».

В ходе работы над романом Пастернак долго искал подходящее заглавие. Из числа рабочих и отброшенных Пастернаком вариантов заглавия можно назвать «Нормы нового благородства», «земной воздух», «живые, мертвые и воскресающие». Окончательное заглавие – «Доктор Живаго» появилось к весне 1948 года.

Закончен роман был в 1955 году.

Опубликован, как мы уже говорили, в 1957 году, в Италии.

С момента публикации и по сей день о «Докторе Живаго» идет полемика: одни восхищаются романом, другие считают слабым, эпигонским. К первым относятся Д. Лихачев, В. Воздвиженский, Е. Евтушенко и др., ко вторым –        А. Гладков, П.Горелов и др.

За что хвалят роман, мы скажем ниже, а вот за что ругают? На каких основаниях «Доктору Живаго» отказывают в значимости и весомости?

Вот аргументы А. Гладкова. Критик считает, что все, что в этой книге от романа, слабо, люди не говорят и не действуют без авторской подсказки. Все разговоры героев–интеллигентов – или наивная персонификация авторских размышлений, неуклюже замаскированная под диалог, или неискусная подделка. Все народные сцены по языку фальшивы (эпизоды в вагоне, у партизан и др.). Романно – фабульные ходы тоже наивны, условны, натянуты. В романе, по мнению А. Гладкова, отсутствуют персонифицированные характеры, все действующие лица произведения – это маленькие Пастернаки, только одни более густо, а другие пожиже замешенные.

Широкой и многосторонней картины времени нет. Вся концепция романа насквозь антиисторична.

Еще один недостаток произведения: конспективность, а местами неоправданная беглость рассказа.

Все национально–русское в романе, продолжает  А.Гладков, как–то искусственно сгущено и почти стилизовано. Так пишут и говорят о России, кто знает ее не саму по себе, а по Достоевскому или Бунину.
И вывод критика: ни одна из сторон русской жизни описанного времени не показана в романе верно и полно. Это в целом очень неуклюжее и антипластическое соединение иногда проницательных, часто тонких наблюдений автора с грубо построенным макетом эпигонского романа в манере Достоевского.
Причину неудачи автора Гладков видит в неверном выборе жанра для того большого сочинения в прозе, к которому Пастернака тянуло всю жизнь.
С этой точкой зрения трудно согласиться. Почему? Да потому что неприязнь критика «Доктора Живаго» объясняется непониманием новаторской сущности этого произведения. Новаторство формы объявлено эпигонством.

Гонители «Доктора Живаго» не замечают также новаторства этого произведения в отношении содержания. Вместе с тем в нем автор возродил взгляд на мир, в свое время решительно отвергнутый – взгляд этот заключается в утверждении ценности человеческого существования самого по себе.

Жанр «Доктора Живаго» определяют по–разному: роман–лирическое стихотворение (Д.Лихачев), роман–дневник (П.Горелов), мы бы его назвали философским романом (ибо в «Докторе Живаго» дан взгляд автора на основные проблемы бытия).

Основные художественные особенности романа «Доктор Живаго»:

1. Главным предметом изображения автора являются не поступки действующих лиц, не психологические особенности их характеров, как обычно в эпосе, а их речи, продолжительные, постоянные, почти нескончаемые разговоры героев между собой и каждого героя с самим собой.

2. Ярко выраженное субъективное начало: личное, личностное преобладает в повествовании. Это попытка создать эпос лирическими средствами. Героев Пастернака трудно сопоставить с героями, скажем, Л.Толстого или М.Шолохова. Если Пьера Безухова или Наташу Ростову, Аксинью или Григория Мелехова мы воспринимаем в их физическом, зримом облике, видим, слышим, ощущаем живую особенность их натур, то  герои Б.Пастернака зримого облика не имеют. Для Пастернака его герои – это прежде всего носители духовного опыта. Зримая плоть их характеров интересует Пастернака гораздо меньше.
Отсюда более высокий, чем обычно в прозе, уровень условности. Он в романе Пастернака скорее таков, каким бывает в лирической поэзии.

3. Автобиографичность.
Содержание романа – это, в сущности, духовная история самого Бориса Пастернака, представленная, однако, как история жизни другого лица, Юрия Андреевича Живаго.
При этом в несколько лет, прожитых доктором Живаго в разгар революции, Пастернак вмещает свой жизненный и духовный опыт за гораздо больший срок.

4. Четвертая отличительная особенность романа состоит в том, что в нем особую роль играют многозначительные знаки судьбы, полные внутреннего смысла совпадения. Такими совпадениями пронизано все повествование, они случаются у Пастернака чаще, чем в обычной жизни. Они нужны автору, конечно, не для того, чтобы помочь движению сюжета, как утверждают некоторые критики. Таким способом Пастернак реализовал мысль о случайной и  непознаваемой природе мира. По Пастернаку, человеческую жизнь движет власть неподсудных людям стечений обстоятельств. Людям не дано их предугадать, и только неожиданные, загадочные совпадения служат их знаком, сигналом из непознаваемого мира. Вот почему так настойчиво выискивает эти знаки, эти совпадения, эти знамения Пастернак.
 
О своем содержании роман Пастернака словно предупреждает с первой же фразы: «Шли и шли и пели «Вечную память…» И тут же читаем: «Кого хоронят?» «Живаго».
Так автор в первом же абзаце дает нам ключ ко всему, что произойдет в книге. Она действительно станет «вечной памятью» своему герою и тому миру, к  которому он принадлежал. На протяжении романа новые времена, разразившаяся революция будут постепенно «хоронить» человека по имени Юрий Андреевич Живаго.

Приняв революцию, Юрий Живаго не может согласиться с тем, что величие ее идей должно утверждаться силой, кровопролитием, страданиями, выпадающими на долю неповинных и беззащитных людей. Попав по принудительной мобилизации в партизанский отряд, он с особенной отчетливостью увидел, как бесчеловечна гражданская война: «Изуверства белых и красных соперничали по жестокости, попеременно возрастая одно в ответ на другое…»

Пастернак в своем романе ведет речь о цене, которую приходится платить за произведенный над страной социальный эксперимент: он говорит о невинных жертвах, о разбитых судьбах, об утрате веры в ценность человеческой личности. Рушится такая крепкая семья Юрия Живаго, сам он, насильно отторгнутый от родных (его захватывают красные партизаны, разлучая с женой и детьми), оказывается среди чуждых ему людей и вынужден против своей воли участвовать в вооруженной борьбе. Лара существует в Юрятине в полной зависимости от произвола сменяющих друг друга властей, готовая к тому, что ее в любой момент могут призвать к ответу за мужа (давно уже оставившего их с дочерью).

Закономерно поэтому, что с развитием революции жизнь героя романа все более оскудевает: он окончательно теряет семью, исчезает Лара, вся окружающая его обстановка становится все более мелочной, оскорбительно пошлой. И самое страшное: его покидают творческие силы,  он опускается и погибает от сердечного приступа, от удушья, перехватившего горло. Смерть Юрия Живаго символична, ибо она настигает героя в переполненном трамвае, который никак не мог обогнать пешехода.

Эта кульминация подготовлена всем развитием романа. На его протяжении и герой, и автор все острее воспринимали события как насилие над жизнью, все больше убеждались, что она не терпит никакого вмешательства, не нуждается в нем. Жизнь невозможно изменить, переделать усилиями извне. Переделать, улучшить себя может только она сама в своем органическом течении. В споре с партизанским вожаком Ливерием доктор Живаго восклицает: «Когда я слышу о переделке жизни, я теряю власть над собой, я впадаю в отчаяние… материалом, веществом, жизнь никогда не бывает. Она сама, если хотите знать, непрерывно себя обновляющее, вечно себя перерабатывающее начало, она сама вечно себя переделывает и претворяет…» Последствия вмешательства в естественный ход жизни могут быть только разрушительными и мучительными. Цепь таких последствий и развертывается  в романе.

А на самых последних страницах, уже через полтора десятилетия после смерти героя, мы знакомимся с его дочерью – «бельевщицей Танькой». Она не знает, чья она дочь, ничего не знает о своем отце. Танька утратила всякую связь с миром отца, миром гуманистической культуры: «Ну конечно, я девушка неученая, без папи, без мами росла сиротой».
Но все–таки Пастернак не был бы Пастернаком, если бы закончил роман на этой пессимистической ноте.

Пастернак слишком сильно верил в то, что жизнь в себе самой несет начало вечного обновления, несет свою свободу и полноту. И они не могут не возрождаться. Вот почему роман не заканчивается ни сценой смерти доктора Живаго,  ни плачем Лары над телом Юрия, ни сообщением о ее исчезновении, ни даже  рассказом о себе бельевщицы Татьяны. Он заканчивается авторским монологом, утверждающим, приемлющим этот мир, каким бы он в данный момент ни был: «Счастливое, умиленное спокойствие за этот святой город и за всю землю, за доживших до этого вечера участников истории и их детей проникало их и охватывало неслышною музыкой счастья, разлившейся далеко кругом».

И это не искусственный мажорный аккорд в финале, не внесенная автором от себя оптимистическая декламация. Это образный итог внутренней темы, которая развивалась на протяжении всего романа, постоянно всплывая из раздумий, сомнений, мучений героя и автора, темы любви – любви к жизни, к России, к данной нам действительности, какой бы она ни была.

( «Вот весенний вечер на дворе. Воздух весь размечен звуками… как бы в знак того, что пространство все насквозь живое. И эта даль – Россия, его несравненная, за морями нашумевшая, знаменитая родительница, мученица, упрямица, сумасбродка, шалая, боготворимая, с вечно величественными и гибельными выходками, которых никогда нельзя предвидеть! О как сладко существовать! Как сладко жить на свете и любить жизнь! О как всегда тянет сказать спасибо самой жизни, самому существованию, сказать это им самим в лицо!»– это еще в Юрятине на исходе тягчайшей зимы 1920 года).