Вторник, 19.03.2024, 06:50
Приветствую Вас Гость | RSS
Меню сайта
Форма входа
Поиск
Календарь
«  Март 2024  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
    123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031
Наш опрос
Оцените мой сайт
Всего ответов: 7558
Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0

Сайт Александра Лагуновского

Персидские мотивы

Персидские мотивы

Цикл стихотворений «Персидские мотивы» во многом примечателен. Не случайно Есенин, по свидетельству близких ему людей, считал цикл лучшим из всего написанного.

Создавались «Персидские мотивы» на Кавказе: начаты были осенью 1924 года в Тифлисе, продолжены в начале 1925 года в Батуми, закончены на даче в Мардакянах вблизи Баку. Поскольку отпустить Есенина в Персию, куда он так рвался, политическое руководство не решилось, поэту решено было создать иллюзию Персии. Так Есенин попал на бывшую панскую дачу в Мардакяны.

В жанровом отношении «Персидские мотивы» представляют собой лирико-философские раздумья. Слияние трагического и философского начал достигло в этом цикле своей завершенности, но выступало оно и раньше во многих наиболее зрелых по мысли стихотворениях поэта.
Есенин вдохновенно создал воображаемую страну, в которой ему так хотелось побывать, страну своих грез и мечтаний, овеянную необыкновенной прелестью, дурманящую ароматом, какого еще не было в его стихах, страну, в которой даже человек такой прозаической профессии, как меняла, говорит о любви возвышенно, проникновенно и поэтически («Я спросил сегодня у менялы…»).

Важнейшей чертой «Персидских мотивов» является их песенность. В мелодике этих стихов важнейшее место занимают рефренные вариации. Они придают законченность  девяти из пятнадцати стихотворений цикла и существенны в интонации остальных шести. В большинстве произведений цикла они организуют стихотворения в целом и устанавливают мелодические связи между ними.

Содержание стихов для Есенина столь же значительно. Прелесть гармонии для него не самоцель. Она замечательна и сама по себе, но только в единении с мыслью и чувствами обретает властную силу воздействия, становится способной выражать различные состояния души человека и окружающего мира.

Наиболее характерно в этом отношении стихотворение «Шаганэ ты моя, Шаганэ!..», имеющее вполне конкретный адресат – молодую учительницу по имени Шаганэ Тальян, с которой поэт встретился в декабре 1924 года, которую он часто посещал, дарил цветы, читал стихи. Расставаясь с нею, он подарил ей книгу с надписью: «Дорогая моя Шаганэ, Вы приятны и милы мне». Девушке в ту пору было 24 года, по происхождению она ахалцихская армянка, отличалась необыкновенной красотой, и с нее поэт писал свою персиянку.

Рефрен «Шаганэ ты моя, Шаганэ!..» обрамляет первую и последнюю строфы стихотворения и, следовательно, произведение в целом. Это обрамление – дань восхищения любви и красоте  любимой, Ширазу, которого Есенин никогда не видел, но дань эта нужна поэту, чтобы сказать о единственной любви, которая никогда его не оставляла, о любви к родной земле. И сразу же после зачинной строки рефрена возникают главные в стихотворении повторы:

Потому, что я с севера, что ли,
Я готов рассказать тебе поле,
Про волнистую рожь при луне.

Вся первая  строфа состоит из повторов. Вторая повторная строка первой строфы «Потому, что я с севера, что ли» обрамляет вторую строфу. Третья строка первой строфы обрамляет третью строфу. Четвертая строка первой строфы обрамляет четвертую строфу. И, наконец, пятая строка, обрамляющая первую строфу, обрамляет и последнюю.

Игру повторами в этом стихотворении можно было бы счесть доказательством великолепного профессионального мастерства, если бы Есенин преследовал именно эту цель. Но в такой, казалось бы, нарочитой композиции заключено мелодическое движение. Первая строфа, как бы рассылая повторения остальным, придает анафорам и рефренам значительность, усиливает их звучание. В звукописи стихотворения, таким образом, подавляющее место занимают не буквенные аллитерации, а словесные повторы, композиционно связывающие отдельные строфы стихотворения.

Похожую эволюцию прошел и лирический герой «Персидских мотивов». Вновь ему кажется, что «былая рана» «улеглась», и он допытывается у менялы, как сказать понравившейся женщине «по-персидски нежное люблю». Однако постепенно интонация меняется. В стихах начинает звучать мотив измены:

А любимая с другим лежит на ложе…
(«Быть поэтом – это значит то же…»)
 
Лепестками роза расплескалась,
Лепестками тайно мне сказала:
«Шаганэ твоя с другим ласкалась,
Шаганэ другого целовала.

Говорила: «Русский не заметит…»

(«Отчего луна так светит тускло…»

Да и сам поэт не в состоянии забыть свою русскую подругу:

Шаганэ ты моя, Шаганэ!
Там, на севере, девушка тоже,
На тебя она страшно похожа,
Может, думает обо мне…

(«Шаганэ ты моя, Шаганэ!..»)

Многие любовные стихотворения Есенина имеют конкретные адресаты. Например, цикл «Любовь хулигана» посвящен актрисе Камерного театра Августе Леонардовне Миклашевской, а в стихотворениях «Письмо к женщине», «Письмо от матери», «Собаке Качалова» говорится о сложных взаимоотношениях поэта с его самой любимой женщиной – первой женой Зинаидой Николаевной Райх. Это к ней обращены строки:

Вы помните,
Вы все, конечно, помните,
Как я стоял,
Приблизившись к стене,
Взволнованно ходили вы по комнате
И что-то резкое в лицо бросали мне.

Стихотворения о любви, созданные в последний год жизни Есенина, проникнуты ненавистью и презрением ко лжи в человеческих отношениях, к расчетливому женскому лукавству, к любви без тепла, без родства душ, без верности, без чести. Художник гневно осуждает «напоенную ласкою ложь», он осуждает женщин «легкодумных, лживых и пустых» и с тоскою пишет о сердцах охладевших, не способных дарить людям любовь. Эти стихи необыкновенно трагичны. И трагизм их не в том, что прошла любовь, и не в том, что любимая изменила герою, а в том, что он сам уже не способен на глубокие чувства, и от того безмерно страдает.

Кто любил, уж тот любить не может,
Кто сгорел, того не подожжешь.
(«Ты меня не любишь, не жалеешь...»)

Охлаждение души – неизбежная расплата «за свободу в чувствах», за «ветренность», за «презренье», за игру, громко называемую любовью. И все-таки в герое, приемлющем «гробовую дрожь как ласку новую», живет надежда, что любимая однажды вспомнит  о нем «как о цветке неповторимом» («Цветы мне говорят – прощай…»).