Вторник, 19.03.2024, 11:45
Приветствую Вас Гость | RSS
Меню сайта
Форма входа
Поиск
Календарь
«  Март 2024  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
    123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031
Наш опрос
Оцените мой сайт
Всего ответов: 7558
Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0

Сайт Александра Лагуновского

Владимир Владимирович Набоков (начало)

Владимир Владимирович Набоков (начало)

(1899–1977)

 Колыбель качается над бездной. Заглушая шёпот вдохновенных суеверий, здравый смысл говорит нам, что жизнь — только щель слабого света между двумя идеально чёрными вечностями. Разницы в их черноте нет никакой...
 
************************************
Я американский писатель, рожденный в России, получивший образование в Англии, где я изучал французскую литературу перед тем, как на пятнадцать лет переселиться в Германию.
                             Владимир Набоков

ПЛАН:
 
1.         «Русские»  годы жизни В. Набокова.
2.         Начало творческого пути: «Машенька» (1926), «Король, дама, валет» (1928).
3.         Жизнь как набор шахматных комбинаций в романе «Защита Лужина».
4.         Автобиографизм романа «Подвиг». Метафизика романов «Камера обскура» (1932), «Отчаяние» (1934) и «поэмы в прозе» «Приглашение на казнь» (1934).
5.         История публикации и проблематика романа «Дар» (1937).
6.         Первый англоязычный роман В. Набокова «The real life of Sebastian Knight» («Подлинная жизнь Себастьяна Найта»).
7.         Преподавательская деятельность В. Набокова. Взгляды В. Набокова на литературу в «Лекциях по русской литературе», «Лекциях по зарубежной литературе», «Лекциях о Дон-Кихоте», исследовании «Николай Гоголь».
8.         Замысловатость сюжета в романе «Bend Sinister» (Зловещий уклон», 1947).
9.         Трудный путь к читателю романа «Лолита» (1958). Скандал вокруг романа и неслыханный коммерческий успех.
10.         Образ преподавателя русской литературы в романе «Пнин» (1957).
11.     Литературная головоломка в романе «Pale fire» («Бледное пламя», 1962).
12.     Деятельность В. Набокова в качестве переводчика (переводы «Евгения Онегина», «Слова о полку Игореве», стихов Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Фета, «Моцарта и Сальери» (в соавторстве с Уилсоном), «Героя нашего времени» (в соавторстве с сыном), «Лолиты»).
13.     Фантастика и реальность в романе «Ada, or Ardor» («Ада, или Страсть», 1969).
14.     Герои последних романов В. Набокова «Transparent things» («Прозрачные вещи», 1972) и «Look at the Harlequins!» («Смотри на Арлекинов!», 1974).

 
Литература

1.         Анастасев, Н.А. Феномен Набокова/ Н. Анастасев. – М., 1992.
2.         Арьев, А.  «И сны, и явь» (О смысле литературно-философской позиции В.В. Набокова) / А. Арьев // «Звезда». – 1999. – № 4.
3.         Бицилли, П.М. Возрождение аллегории (о романе Набокова «Приглашение на казнь») / П.М. Бицилли // Русская литература. – 1990. – № 2.
4.         Дьячковская, Л. Свет, цвет, звук и граница миров в романе «Защита Лужина» / Л. Дьячковская. – М., 2002.
5.         Бойд Б. Владимир Набоков: Русские годы: Биография / Б. Бойд. – М.-СПб: Совм. изд. «Симпозиум» и «Независимая Газета», 2001. – 695 с.
6.         Дунаев М.М. Вера в горниле сомнений: Православие и русская литература в XVII—XX веках / М.М. Дунаев. – М.: Издательский Совет Русской Православной Церкви, 2003. – 1056 с.
7.         Зверев, А.М. Набоков / А.М. Зверев. – М.: Молодая гвардия, 2001. (серия ЖЗЛ). – 464 с.
8.         Мир и дар В. Набокова: первая русская биография писателя / Б. Носик. – М.: Совм. изд. «Пенаты» и фирма «РиД», 1995.
9.         Паперно, И. Как сделан «Дар» Набокова / И. Паперно // Новое литературное обозрение. – М., 1993. – № 3.
10.       Спивак, М. «Колыбель качается над бездной…»: Философия детства В. Набокова / М. Спивак // Детская литература. – 1990. – № 7. – С. 23–26.

Он всегда был не таким, как все. В эмиграции его книги удивляли своей отдаленностью от литературных традиций, вызывали обвинения в «нерусскости». В Америке он шокировал и покорил всех своей «Лолитой», превратился из безвестного преподавателя провинциального колледжа в живого классика. Теперь же на его родине спорят, что делать с «феноменом Набокова»: относить ли его к русской или к американской литературе.
Он любил подчеркивать, что родился «в один день с Шекспиром и через сто лет после Пушкина», упоминая имена-символы двух великих литератур, которым сам равно принадлежит. В русскую он вошел как Владимиръ Сиринъ, литературное существование которого прекратилось так же через сто лет после Пушкина, в 1937, когда начал публиковаться его последний роман «Дар». В Америке он прославился как Vladimir Nabokov, пишущий на английском и даже внешне сильно отличающийся от Сирина (об этом говорят его современники и фотографии).
Бабочки и шахматы стали символами его творчества. Он любил выискивать узоры судьбы, потаенную симметрию в собственной биографии. И вот – как два крыла бабочки, симметричны друг другу русская и английская половины его творчества. Словно клетки на шахматной доске – восемь по горизонтали, восемь по вертикали – выстраиваются его восемь русских и восемь английских романов. Чтобы не нарушить чистоту симметрии, судьба не дала дописать девятый роман на русском, «Solus rex» (помешала война) и девятый на английском, «Оригинал Лауры» (помешала смерть).
22 апреля 1899 года, дом 47 на Большой Морской в Санкт-Петербурге – таковы координаты времени и места рождения Владимира Владимировича Набокова. Он был первенцем в семье Владимира Дмитриевича Набокова и его супруги Елены Ивановны, урожденной Рукавишниковой. Набоковы были знатным и богатым дворянским родом. Многие его представители достигли серьезных общественных высот, например, дед будущего писателя Дмитрий Николаевич Набоков был министром юстиции, одним из авторов судебной реформы 1864 года.
Владимир Дмитриевич в каком-то смысле продолжил дело отца, став юристом, но, с другой стороны, взялся за нечто противоположное, сделавшись одним из лидеров партии конституционных демократов (кадетов). Отец посвятил себя укреплению государства, сын принял участие в борьбе с государственным строем. В семейном «клане» Набоковых Владимир Дмитриевич слыл «красным», революционером, из-за своих либеральных взглядов и критических высказываний по поводу положения дел в одряхлевшей Российской империи. Владимир Дмитриевич был депутатом первого в истории России парламента. За свои убеждения ему довелось побывать в тюрьме: он был приговорен к нескольким месяцам тюремного заключения как участник Выборгского воззвания. В 1917 он некоторое время занимал пост министра Временного правительства.
Елена Ивановна происходила из рода богатых купцов-золотопромышленников. Она получила прекрасное образование, имела безупречный вкус, была очень чувствительна к красоте. Эту способность тонко чувствовать прекрасное она передала детям. Елена Ивановна первая заметила такое дарование своего сына, как «цветной слух», ибо сама была тоже наделена им. А именно в этом ощущении окрашенности букв, каждой в особый цвет, усматривал Набоков истоки своего писательского дара.
Кроме Владимира в семье Набоковых было еще четверо детей: сыновья Сергей и Кирилл, дочери Ольга и Елена.
Характер и духовный склад Владимира Набокова начали формироваться в «совершеннейшем, счастливейшем детстве». «Трудный, своенравный, до прекрасной крайности избалованный ребенок» рос в аристократической петербургской семье, в атмосфере роскоши и духовного уюта, жадно черпая «всей пятерней чувств» яркие впечатления юных лет. Позже он щедро раздавал их собственным персонажам, «чтобы как-нибудь отделаться от бремени этого богатства». Все бесценные мелочи прошлого скрупулезно реставрированы благодаря феноменальной памяти в книге воспоминаний (точнее, трех ее вариантах «Conclusive evidence», «Другие берега», «Speak, Memory»): первое осознание себя как отдельного «я», первые радости и огорчения, длинная череда иностранных нянь, гувернеров и гувернанток… Среди них стоит особо упомянуть Сесиль Мьятон, названную в воспоминаниях Mademoiselle. Ей посвящен единственный рассказ Набокова на французском языке – «Mademoiselle О».
В это же время формируется круг увлечений и интересов, оставшихся неизменными на всю жизнь: шахматы, бабочки, книги. Набоков был очень неплохим шахматистом, но больше его привлекали шахматные задачи. В их составлении он ощущал нечто родственное литературному творчеству и в 1971 году опубликовал книгу «Poems and Problems», где под одной обложкой были собраны сочиненные им стихи и шахматные задачи. Бабочки, пожалуй, занимали в его сердце место наравне с литературным творчеством. «Мои наслаждения, – как сказал он позже, – самые острые из ведомых человеку: писательство и ловля бабочек». Надо сказать, что это не было хобби. Набоков был серьезным исследователем-энтомологом, автором ряда научных статей, открывшим и описавшим несколько новых видов бабочек.
Литература рано вошла в его душу и прочно обосновалась в ней. Воспитываясь в аристократической семье, склонной к англоманству, Набоков начал говорить на русском и на английском одновременно. Чуть позже благодаря Mademoiselle добавился еще и французский. «Моя голова говорит по-английски, сердце – по-русски, а ухо предпочитает французский», – сказал он в интервью журналу «Life» в 1964 году. Знание языков позволило ему в оригинале знакомится с мировой литературой. В другом интервью он сообщил: «От десяти до пятнадцати лет, в Петербурге, я должно быть, перечитал больше беллетристики и поэзии – английской, русской и французской, – чем за любые другие пять лет моей жизни. Мне особенно нравились Уэллс, По, Браунинг, Китс, Флобер, Верлен, Рембо, Чехов, Толстой и Александр Блок. На другом уровне моими героями были «Очный цвет», Филеас Фогг и Шерлок Холмс. Иными словами, я был совершенно нормальным трехъязычным ребенком в семье, обладавшей большой библиотекой». Здесь Набоков забыл упомянуть боготворимого им Пушкина и таких любимцев, как Гоголь и Тютчев.
У Набокова были неплохие способности к рисованию, его учил знаменитый Добужинский. Мальчику прочили будущее художника. Художником Набоков не стал, но и способности, и приобретенные навыки пригодились для его словесной живописи, уникальной способности чувствовать цвет, свет, форму и передавать эти чувства словами.
Рано открыл он для себя счастье и муку стихотворчества. Интересно, что подтолкнул его к сочинению первого стихотворения (в июле 1914) вид капли, скатившейся с листа сирени. Для развития поэтического дара идеальной средой была атмосфера Серебряного века, ренессанса русской поэзии. Одно время стиховедческие теории Андрея Белого очень увлекли Набокова, и он исписывал целые тетради, вычерчивая ритмические схемы разных стихотворений.
Еще более мощным стимулом к сочинительству стала первая любовь. Его избранницу звали Валентина Шульгина. Они познакомились летом 1915 года. Обычно семья Набоковых проживала в особняке на Большой Морской осень, зиму и весну, а на лето уезжала в имение Выра под Петербургом. Так же было и на сей раз, а родители Вали сняли по соседству дачу. Эту первую любовь Набоков воссоздал через десять лет в своем первом романе «Машенька», а еще позже в воспоминаниях, дав ей имя Тамара.
В 1916 году Набоков за свой счет (брат матери, дядя Василий Иванович Рукавишников скоропостижно скончался и оставил любимому племяннику миллионное состояние) издал поэтический сборник «Стихи». Эти 67 незрелых стихотворений подверг едкой и справедливой критике на одном из уроков литературы Владимир Васильевич Гиппиус, кузен поэтессы, преподаватель Тенишевского училища, в котором учился юный автор. Эта книжка стала первой и единственной изданной на родине при жизни Набокова.
Осенью 1917 Владимир Дмитриевич отправил семью подальше от гражданской смуты в Крым, а позднее и сам, чудом избежав ареста, присоединился к ней. Он стал министром юстиции Крымского Временного правительства. В это время Владимир Набоков-младший познакомился с Андреем Белым и Максимилианом Волошиным. Он продолжал писать стихи и ловить бабочек, а однажды его чуть не арестовал бдительный часовой, вообразивший, что тот подает сачком знаки английским военным судам. Весной 1919 года красные ворвались в Крым, и 15 апреля под грохот артиллерийского обстрела Набоковы отплыли из Севастополя на небольшом греческом пароходе, чтобы навсегда оставить Россию. Жестокой насмешкой судьбы, а не желанным предзнаменованием возвращения, оказалось название парохода – «Надежда».
Константинополь – Париж – Лондон, такой маршрут проделала семья Набоковых, прежде чем осесть, наконец, в Берлине. Старших сыновей, Владимира и Сергея, направили в Кембридж, чтобы закончить образование. 1 октября Владимир Набоков стал студентом Trinity-college, колледжа Святой Троицы. Именно там начались у него первые приступы мучительной неизлечимой болезни, преследовавшей его всю жизнь, – ностальгии. «Настоящая история моего пребывания в английском университете есть история моих потуг удержать Россию», – вспоминал он. Он старался воскресить и навсегда сохранить в сокровищнице памяти все драгоценные подробности своего российского бытия, и, судя по всему, это ему удалось. В Кембридже Набоков всерьез занялся изучением русской литературы. Как-то раз на букинистическом лотке ему попался четырехтомный «Толковый словарь живаго великорусскаго языка» Даля, ставший впоследствии его верным и любимым спутником на долгие годы. Продолжилось и его поэтическое творчество, и, естественно, основной темой стихов стало «одно из самых чистых чувств – тоска изгоя по земле, в которой он родился». Творческим итогом студенческих лет Набокова можно назвать «Университетскую поэму» (1927), написанную перевернутой онегинской строфой.
В начале 1921 года Набоков опубликовал свою первую статью о бабочках «Несколько замечаний о крымских чешуекрылых» (на английском), написанную в России. А 7 января произошло еще более важное событие в жизни начинающего писателя. Раньше уже не раз стихи Набокова печатались в различных эмигрантских газетах, но в этот день был опубликован его первый рассказ – «Нежить». Он появился в газете «Руль», одним из учредителей и редакторов которой был Владимир Дмитриевич Набоков. Кроме того, 7 января 1921 года можно считать своеобразным днем рождения, поскольку в этот день впервые появилось имя Владимир Сирин. Набоков подписал рассказ этим псевдонимом, чтобы читатели «Руля» не спутали его с отцом, публиковавшим в газете свои статьи. Под именем Владимира Сирина суждено было прославиться Набокову среди населения призрачного государства, называвшегося Россией в изгнании.
В июне 1921 он познакомился со Светланой Зиверт, которая стала его возлюбленной (а позднее невестой) и героиней многих стихотворений этого периода. В это же время он попробовал себя еще в одной роли – в роли переводчика. На спор с отцом Набоков взялся за перевод книги Ромена Роллана «Кола Брюньон», название которой было переведено как «Николка Персик». Этот перевод был закончен и напечатан в 1922, а в 1923 вышла в свет еще одна книга – «Л. Карроль. Аня в стране чудес. Перевод с английского В. Сирина». Также Набоков переводил поэзию и в течение 10 лет (с 1922 по 1932) опубликовал переводы из Руперта Брука, Ронсара, O'Салливана, Верлена, Сюпервьеля, Теннисона, Йетса, Байрона, Китса, Бодлера, Шекспира, Мюссе, Рембо, Гете.
1922 год стал самым тяжелым в жизни Набокова. 28 марта произошло страшное событие: в Берлине на публичной лекции П.Н. Милюкова террористами-черносотенцами был убит Владимир Дмитриевич, заслонивший от пули своего соратника по партии. Тяжесть этой потери трудно описать. Отец всегда был для Набокова живым образцом порядочности, благородства, ума. Именно отца он благодарил за привитую любовь к литературе, за неизменное чувство собственного достоинства, за внутреннюю свободу и абсолютную духовную независимость. Эта утрата оказала сильнейшее влияние на внутренний мир Набокова и многократным эхом отозвалась в его творчестве.
Следующий год вновь начался печально. По настоянию родителей Светлана Зиверт разорвала свою помолвку с Набоковым. К этому времени он завершил свое обучение в Кембридже, переехал в Берлин, ставший в это время «столицей» русской эмиграции, и делал лишь первые шаги самостоятельной жизни (Елена Ивановна вместе с семьей переселилась в Прагу). Будущее его было более чем туманно, постоянной и хорошо оплачиваемой работы он не имел и не собирался искать, поэтому Зиверты решили, что Владимир Набоков не сможет обеспечить достойное существование их дочери. Горечь утрат вряд ли могли компенсировать даже выход сразу двух стихотворных сборников – «Гроздь» и «Горний путь». В этих стихотворениях среди разнообразных влияний и подражаний уже слышен собственный голос Набокова. В подготовке этих сборников к печати участвовали поэт Саша Черный (которого Набоков признавал в некотором смысле своим литературным учителем) и Владимир Дмитриевич. Памяти последнего посвящен «Горний путь». Странные и страшные вехи расставила судьба: свой первый серьезный стихотворный сборник Набоков посвятил памяти отца, а последний русский роман, «Дар», памяти матери.
Но судьба в конце концов смилостивилась к Набокову и сделала бесценный подарок: 8 мая на костюмированном балу он познакомился с Верой Слоним. Эта встреча стала, пожалуй, самой важной в его жизни. Ибо Вере Евсеевне было суждено стать его женой, матерью его сына, его музой, первым читателем, секретарем, адресатом посвящений почти всех книг, вторым «Я» Набокова. Русская литература знает мало таких счастливых писательских браков (разве что брак Достоевского и Анны Григорьевны Сниткиной). Их семейная жизнь (они поженились 15 апреля 1925 года) отличалась редкостной безоблачностью и идеальностью, и можно уверенно утверждать, что это одна из важных причин творческого успеха Набокова.
В это время Набоков начал систематически зарабатывать на жизнь уроками английского и французского языков, тенниса, бокса и даже стихосложения. Разумеется, солидных денег эти занятия не приносили, но гонорары за стихи и рассказы были еще меньше. После знакомства с Верой набоковское творчество удивительным образом поднялось на качественно новый, более высокий уровень. Задуманный роман, который должен был называться «Счастье» и несколько фрагментов которого стали рассказами, постепенно перерос в новый замысел. В октябре 1925 года он воплотился в роман «Машенька». Действие его развивается как бы в двух измерениях, двух пространственно-временных плоскостях. Первая – это призрачное настоящее, тоскливый берлинский пансион, в котором живут русские эмигранты, а вторая – полнокровное прошлое, светлая и прекрасная, безвозвратно утраченная Россия, в которую мысленно возвращается главный герой Лев Глебович Ганин, случайно на фотографии жены соседа Алферова (она должна приехать из России) узнав свою первую любовь. В течение нескольких дней он заново переживает в памяти роман с Машенькой и задумывает похитить ее, но в последний момент отказывается от этого плана, осознав невозвратимость прошлого и непреодолимость разрыва между мечтой и действительностью.
Роман написан мастерски. Обращают на себя внимание оригинальное мировосприятие автора, ювелирная отточенность сюжета и композиции, изощренное владение словом, любовно-бережное отношение к деталям, к мелочам, насыщенным смыслом. Ну, например: «Мост этот был продолженьем рельс, видимых из окна Ганина, и Ганин никогда не мог отделаться от чувства, что каждый поезд проходит незримо сквозь толщу самого дома; вот он вошел с той стороны, призрачный гул его расшатывает стену, толчками пробирается он по старому ковру, задевает стакан на рукомойнике, уходит, наконец, с холодным звоном в окно, - и сразу за стеклом вырастает туча дыма, спадает, и виден городской поезд, изверженный домом: тускло-оливковые вагоны с темными сучьими сосками вдоль крыш и куцый паровоз, что, не тем концом прицепленный, быстро пятится, оттягивает вагоны в белую даль между слепых стен, сажная чернота которых местами облупилась, местами испещрена фресками устарелых реклам». Или: «Пять извозчичьих пролеток стояли вдоль бульвара рядом с огромным барабаном уличной уборной, - пять сонных, теплых, седых миров в кучерских ливреях, и пять других миров на больных копытах, спящих и видящих во сне только овес, что с тихим треском льется из мешка». «Машенька» вышла в 1926 году в Берлине в эмигрантском издательстве «Слово». Роман был замечен и положительно воспринят критикой. Молодому многообещающему автору предрекали роль бытописателя эмигрантской жизни, в романе усматривали тургеневские и бунинские традиции.
Но для Набокова, всю жизнь отрицавшего всякое постороннее влияние на свое творчество, это было неприятно. Может быть, поэтому его следующий роман «Король, дама, валет» (1928) оказался не вмещающимся ни в какие рамки русских литературных традиций. В нем вообще нет ни одного русского персонажа. Завязка сюжета донельзя банальна. Существует любовный треугольник, неверная жена подбивает любовника убить ничего не подозревающего мужа, чтобы завладеть его деньгами, и лишь финал оказывается неожиданным: умирает не потенциальная жертва, а несостоявшийся убийца. Таким предстает роман при самом поверхностном взгляде. В действительности, «Король, дама, валет» сложнее, глубже и изощреннее «Машеньки». Здесь особое значение имеет мотив манекенов, противопоставление жизни настоящей и некоего ее подобия. Также важна для понимания романа идея о том, как череда случайных событий и совпадений, словно повинуясь неведомой воле, выстраивается в завершенный сюжет. Никто из героев не может полностью воспринять и понять смысл происходящего с ними, каждый из них живет своими иллюзиями. Наиболее гротескно это демонстрирует эпизодический персонаж, квартирный хозяин Франца, безумный старичок: «Ибо он отлично знал, что весь мир – собственный его фокус, и что все эти люди – Франц, подруга Франца, шумный господин с собакой и даже его же, Фаресова, жена, тихая старушка в наколке (а для посвященных – мужчина, пожилой его сожитель, учитель математики, умерший семь лет тому), – все только игра его воображения, сила внушения, ловкость рук. Да и сам он в любую минуту может превратиться – в сороконожку, в турчанку, в кушетку... Такой уж был он превосходный фокусник, - Менетекелфарес...»
Но в этом романе (как, впрочем, всегда у Набокова) никакие идеи, а уж тем более выводы прямо не высказываются. Это и поставило в тупик критиков, не нашедших ответа на вопрос «Что автор хотел сказать своим произведением?». Поэтому с отзывов на роман «Король, дама, валет» критики Сирина начинают поиски иностранных влияний, высказывают упреки в «нерусскости», пустоте и мертвенности изображаемого мира и даже в «чрезмерном» богатстве слога.
Между тем роман был переведен на немецкий язык и оказался наиболее коммерчески успешным за весь европейский период жизни Набокова. Гонорар позволил писателю вместе с женой отправиться в Восточные Пиренеи, и там, прерываясь лишь ради охоты на бабочек, приступить к воплощению нового замысла. На сей раз это был роман о гениальном шахматисте, который мало что воспринимает вокруг себя помимо шахмат и в напряженнейший момент турнира, разрабатывая защиту против самого опасного соперника, испытывает помрачнение рассудка. После этого врачи запрещают ему играть, но в опустевшей жизни он начинает ощущать смутно знакомые ходы некоей комбинации, и, чтобы защитится от нее, он выбрасывается из окна. Роман был закончен в августе 1929 года и получил название «Защита Лужина».
Эта книга подтвердила постоянный рост писательского мастерства Набокова. Он ставил перед собой все более сложные художественные задачи и успешно их выполнял. В доказательство достаточно упомянуть о том, что в романе переход в шестнадцать лет совершенно органично осуществляется несколькими фразами, или что на протяжении ста пятидесяти страниц имя Лужина нигде не называется, чтобы появиться лишь в последних строках, а его жена так и остается безымянной, но это отнюдь не бросается в глаза. Еще великолепнее становятся словесные и психологические находки: «Лужин прищурился и почти шепотом, выпятив губы, как для осторожного поцелуя, испустил не слова, не простое обозначение хода, а что-то нежнейшее, бесконечно хрупкое. У него было то же выражение на лице - выражение человека, который сдувает перышко с лица младенца, – когда, на следующий день, он этот ход воплотил на доске». Сложна и замечательно сбалансирована композиция романа: раннее «дошахматное» детство героя рифмуется с его «послешахматной» жизнью, и это смутное узнавание, неясное дежавю, преломленное через призму шахматного мышления, доводит Лужина до самоубийства.
«Защита Лужина» была напечатана в ведущем эмигрантском литературном журнале «Современные записки», где печатались такие мэтры, как Бунин, Куприн. Успех романа превратил Сирина из «многообещающего молодого автора» в одного из самых известных русских писателей-изгнанников, сделал его «оправданием эмиграции». Несомненный литературный лидер того времени Бунин, в общем-то Набокова не любивший, признался, прочитав «Защиту Лужина»: «Этот мальчишка выхватил пистолет и одним выстрелом уложил всех стариков, в том числе и меня».